Их напрасно весь день искали
Вдалеке
от привычных дорог
катерок посадило на камни.
Уходил на дно катерок.
Экипаж катерочка ‑
четверо,
да еще пассажирка одна...
Видно, так судьбою начертано,
что вода
чересчур холодна.
Знали все (зачем утешаться и надеяться на чудеса?) ‑
в этом климате можно держаться на поверхности
полчаса
а потом...
Да ну его к черту!
Все равно не спасется никто...
Капитан
взглянул на девчонку:
‑ Парни, ей-то это за что?!
Мы
пожили не так уж мало, а она
всего ничего...
Но ведь есть на катере мачта.
Это ж ‑ лодка на одного!
И не надо, сестренка, плакать.
Мы немножко
обманем смерть.
А она:
‑ Не умею плавать. ‑ Он:
‑ Тебе и не надо уметь! Мы привяжем тебя,
спеленаем ‑
не утонешь во веки веков.
Только ты постарайся, родная,
доплыви за нас,
мужиков.
Может, холод взять не успеет…
В общем,
кончим этот базар!
Передашь наши письма на берег.
Приготовься. Я всё сказал.
...Первый написал коротко:
«Извини за почерк ‑ холодно.
Извини за кляксы ‑
мокро.
Так и потонуть
можно. Если не придет к нам
спасенье, выйди замуж. Твой Сеня».
А второй
на лоб сдвинул шапку.
Передал письмо
Ножкой шаркнул.
А в письме:
«Натаха, рыдать погоди! Слезы
неполезны для красавицы...
Мы еще поплаваем
Все впереди!
Все впереди,
кроме задницы".
Третий
к рубке вздыбленной
плечом привалился,
шевелил губами ‑
широк, да невезуч.
То ли ‑ матерился,
то ли ‑ молился,
то ли ‑ что-то важное
учил наизусть.
«Бывшая жена моя,
кончай свою дележку ‑
простыни-подушки,
чашки-сапоги...
Сбереги Алешку!
Алешку.
Алешку.
Сбереги мне сына.
Алешку сбереги...
Знаю, что меня ты любила
понарошку.
Но теперь ‑ хоть мертвому! ‑
перечить не моги:
сбереги Алешку,
Алешку.
Алешку. Я тебя прощаю.
Алешку сбереги!"
А четвертый
Буркнул нехотя: - Некому писать!...
Да и некогда.
...Письма спрятаны в целлофане.
(Лица мокрые,
будто в крови.)
Помолчали.
Поцеловали
И сказали глухо:
‑ Живи. ‑
Подступившие слезы вытерши,
привязали, сказали:
‑ Выдержи.
Оттолкнули, сказали:
‑ Выплыви. ‑
И смотрели вслед,
пока видели.
И плыла она по Байкалу.
И кричала,
сходя с ума! То ль ‑
oт гибели убегала, то ли ‑
к гибели
шла сама.
Паутинка ее дыханья обрывалась у самого '
рта. И накатывалась,
громыхая,
фиолетовая темнота
И давили
чужие письма.
И волна как ожог была...
Почтальонша, самоубийца ‑
все плыла она, все плыла.
Все качалась
под ветром
отчаянным,
ослепительным,
низовым...
И была она
Чрезвычайным
Полномочным Послом
и живым! Долгим эхом,
посмертным жестом,
вдовьим стоном на много дней.
...А потом
вертолетный прожектор,
чуть качаясь, повис над ней.