ОМУЛЕВАЯ БОЧКА
Случилось это очень давно. Но русские тогда уже промышляли омуля на Байкале и в рыболвецком деле не уступали коренным жителям Славного моря ‑ бурятам да эвенкам.
А первым среди умельцев добытчиков значился дедко Савелий ‑ недаром в вожаках полжизни проходил и морем кормился сызмальства. Крепко свое дело знал старый рыбак: подходящее место найти и время для лова выбрать верное
‑ это уж из его рук не выскочит. Родову свою дедко Савелий вел от рыбаков поселения русского Кабанска, а кто не знает, что кабанские рыбаки по всему Славному морю за самых фартовых считались.
Излюбленным угодием дедка Савелия был Баргузинский залив, где он и неводил чаще всего. Плес этот близок от Кабанска, но байкальскому рыбаку приходится выезжать зачастую и дальше: в поисках омулевых косяков на одном месте не засидишься.
Вот здесь-то как-то утром после удачного замета рыбаки позавтракали жирной омулевой ушицей, напились крепкого чаю и расположились у моря на отдых. И потекла у них беседа о том о сем, а больше ‑ о той же рыбе, о ее повадках, о тайнах морских глубин.
А был в этой артели особо пытливый парень, большой охотник послушать бывалых рыбаков, у которых ума-разума набраться можно. Хлебом молодца не корми, а уж если что запало в душу ‑ дай разобраться, без этого и спать не ляжет, себе и людям покоя не даст.
Звали того парня Гаранькой, а родом он был откуда-то издалека, потому и хотелось ему побольше узнать о Славном море. Неспроста он дедка Савелия держался близко и все норовил выведать у него что-нибудь, донимал вопросами всякими, а у того и в привычке не было, чтоб с ответом медлить: всегда человека уважит.
И на этот раз Гаранька сидел рядом с дедком Савелием и слушал все, о чем он рассказывал, а потом вдруг и спросил его:
‑ А правда, что здешние ветры имеют власть над рыбами?
На это дедко Савелий ответил не сразу. Поглядел он на Гараньку с удивлением и спросил:
‑ О бочке, что ль, прослышал? ‑ Гаранька того больше удивился.
‑ О какой такой бочке? Ничего не знаю...
‑ Есть такая... омулевая. Особенная она, бочка та. Волшебная...
У Гараньки даже дух захватило от услышанных слов, он и пристал к дедку Савелию:
‑ Так расскажи о ней. Расскажи, дедко!
Дедко Савелий куражиться не любил. Набил трубку табаком, раскурил ее от уголька и, видя, что не только Гаранька, но и все остальные рыбаки навострили уши, неторопливо начал:
«Дело-то из-за рыбы нашей байкальской получилось, а как давно это было и как это открылось миру ‑ неведомо мне. Старики сказывают, а им вся вера. Над рыбными угодьями тогда, сказать надо, хозяйничали тут ветры-великаны ‑ Култук и Баргузин, по-первости ‑ хорошие приятели. А страшилищами были оба ‑ словами не передать! Густые волосы разлохмачены, пеной брызжут почище бесноватых, пойдут гулять по морю ‑ света белого не увидишь! Любили они друг к другу в гости ходить ‑ поиграть, повеселиться. А для забавы была у них одна на двоих игрушка чудесная ‑ омулевая бочка. На вид простенькая такая, обыкновенная, какие и теперь наши бондари делают, а вот силу-то как раз она имела необыкновенную: куда плывет она, туда и омули неисчислимыми косяками тянутся, будто в бочку ту сами просятся. Ну, это и забавляло великанов. Налетит на Култука Баргузин, расшумится, выкинет бочку из пучины да и бахвалится:
‑ Гляди-ка, сколько рыбы нагнал! Видимо-невидимо! Попробуй проворонить!
А Култук выждет свое время, подхватит бочку ту и посылает ее обратно со смехом:
‑ Нет, ты лучше на мои косяки погляди да полюбуйся: чай, побольше будет-то!
Так и вводили они друг друга в задор. Не то что бы им нужна была эта рыба или за богатство какое они считали ее, а просто нравилось им проводить время как можно озорнее. Прикинуть в уме ладом, так будто и не такое уж заманчивое занятие, а вот не надоедало им. И доныне, пожалуй, так перекидывались бы они омулевой бочкой, да вдруг крутенько повернулась им эта забава.
А получилось вот что.
Полюбили богатыри Сарму, горную богатыршу, хозяйку Малого моря. Оно называется так потому, что от Большого моря, Байкала, отделяет его остров Ольхон. А у Сармы свой путь по волнам проложен, и если уж разгуляется она каким часом, то добру не бывать: норов-то у нее покруче, чем у Баргузина с Култуком, да и силы побольше. А кого не заманит иметь такую жену.
Вот раз Баргузин и говорит Култуку:
‑ Хочу жениться на Сарме ‑ сватов засылать буду...
Да не больно-то по сердцу пришлись Култуку такие слова, он и говорит:
‑ А это уж как ей поглянется. Я-то ведь нисколько не хуже тебя и тоже хочу, чтоб она была моей женой. Я тоже пошлю своих сватов, а там видно будет, за кого пойдет Сарма.
На том и порешили. Без спору и обиды, по доброму согласию. А в скором времени и ответ от Сармы принес баклан ‑ птица морская:
‑ Замуж выходить меня пока неволя не гонит, но приглядеть жениха надо. А вы мне нравитесь оба ‑ и видные-то вы, и веселые. Однако ж кто из вас лучше ‑ судить буду после, когда увижу, кто скорее исполнит мое желание. А желание мое таково: хочу иметь омулевую бочку, чтобы и мое Малое море кишело рыбой. И кого из вас я увижу с бочкой первым, того и назову своим мужем!
Совсем не хитрым показался богатырям каприз невесты, только и делов ‑ завладеть бочкой, выкинуть ее в Малое море, и гуди победу ‑ станешь женихом.
Ан не тут-то было! В той кутерьме, которую подняли ветры-великаны, когда улетел баклан, никак нельзя было определить, кто кого осилит. Только Баргузин ухватится за бочку, как Култук тут же вышибет ее и норовит за собой оставить, но через миг бочка снова в руках Баргузина. Ни в какую друг другу уступать не хотят. Так остервенились, что по всему Байкалу слышно было, как они ворочаются и ревут. Да и бочке ладно досталось
‑ только знай поскрипывает да летает с места на место.
Совсем разъярились богатыри, оставили бочку да и кинулись грудью друг на друга, сцепились, ревут, пеной брызжут. Долго возились, а поскольку силы-то у обоих одинаковые, один другого не может одолеть.
...Уморились, глядь, а бочки-то и не стало вдруг: то ли в воду ушла, то ли в небо улетела...
Пометались, пометались разъяренные ветры-великаны да и затихли, уморились от напрасных поисков. Реши ли подождать, когда бочка сама появится. А только напрасно на то надеялись: бочки будто и вовсе не бывало. День прошел, за ним другой, потом недели полетели, месяцы, а бочки все нет и нет. Ветры-богатыри и понять не могут, с чего так получилось? Измучились от дум да от мук сердечных: жаль, что игрушку волшебную упустили и Сармы лишились. А потом порешили, что это сам Байкал отобрал у них свой подарок ‑ бочку ‑ из-за их раздора и запрятал ее в своих глубинах.
Сарма же сперва ждала, чем кончится спор у великанов, а потом послала своего верного баклана передать богатырям, что она ни за кого из них замуж не пойдет, одной, мол, лучше. Да еще и посмеялась: какие-де вы богатыри, раз не сумели бочку удержать в своих руках!
Только с тех пор, говорят, в Большом море куда меньше рыбы стало, чем прежде. Вот и думается, что хорошо было бы, коль эта омулевая бочка нашлась бы, но где она сейчас, никто не знает...»
Кончил свой рассказ дедко Савелий и перевел дух. Вздохнул и Гаранька ‑ будто воз на гору затащил. Так всегда бывало с ним: слишком уж заслушивался он, когда кто рассказывал что-нибудь удивительное,‑ лицом даже каменел. Перебивать он никогда не перебивал рассказчика, а неясное все на память брал, чтобы потом не скупиться на вопросы. Так и тут получилось.
‑ А может, Сарма и в самом деле достала ту бочку?‑ спросил он у дедка Савелия.‑ Взяла и утащила у богатырей, пока те боролись. ‑ Да кто ж его знает, все может быть,‑ ответил он.‑ Сарма самая сильная из ветров-великанов, ее сам Байкал побаивается и устоять перед ней не может, готов исполнить любую ее прихоть. А Сарма-то, Гаранька, такая: побалует-побалует да вдруг ко всему и охладеет, отступится... С той поры глубоко запала в голову парня дума о чудесной омулевой бочке, которую прячет где-то в своих глубинах батюшка Байкал. «Вот бы найти ее да к делу пристроить в нашем рыбацком промысле», - часто мечтал он и все ждал, когда представится такой случай.
Сколько-то времени прошло с тех пор, и вот снова рыбачила дедушкина артель в Баргузинском заливе. Работали рыбаки дружно, но на этот раз улов оказался совсем никчемным. И сколько ни заводили невод, а рыбы вытащили, что кот наплакал.
‑ Так не пойдет дело,‑ нахмурился дедко Савелий.‑ Рыбы здесь нет. Да вроде и не предвидится.
‑ А не поплыть ли нам в Малое море?‑ живо встрепенулся Гаранька.
‑ А что, можно спробовать,‑ поддержал дедко Савелий,‑ в Куркутскую губу, авось нам там подфартит.
Рыбаки согласились.
Приплыли они в Куркутскую губу, поставили шалаш из бересты на берегу и подготовили снасть к замету.
А плес такой облюбовали, что краше и не бывает, поди. Тут и скалы могучие да высокие, и тайга-матушка зеленая, а над водой чайки да бакланы летают и кричат. С неба лазоревого солнышко светит и греет ласково, а воздух такой медовый разлит вокруг, что и надышаться невозможно.
Однако дедко Савелий, глянув на небо, нахмурился вдруг.
‑ Не быть сегодня удаче. Видите, над ущельем белые кольцевистые морока появились, навроде тумана. Непременно вскорости Сарма пожалует.
Гаранька так и обмер.
‑ Неужели доведется увидеть богатыршу эту?
‑ Непременно доведется.
Сказал это дедко Савелий и велел все прибрать и запрятать в скалах, а шалаш снести ‑ все равно-де Сарма разрушит его. И только управились с делами рыбаки, как, точно, ударил с угрюмых гор сильный ветер и вокруг, сразу стало темным-темно. Зверем заревело Малое море, затрещали на его берегах вековые деревья, со скал полетели в воду огромные камни...
Гараньке хоть и не по себе стало от такой страсти, а любопытство все же взяло верх, высунулся он осторожно из-за укрытия. Видит: нависла над морем огромная, будто из дыма сотканная голова женщины, страшная и лохматая. Волосы пепельного цвета с проседью, щеки, что студень, так и трясутся, изо рта пар густой валит, а губы, что мехи кузнечного горна, так волны и вздувают, нагоняют друг на друга.
‑ Ох, и сила же! ‑ подивился Гаранька и скорей обратно в укрытие полез. ‑ Дедко Савелий улыбнулся:
‑ Ну, как Сарма? Приглянулась?
‑ Ой, дедко, век бы с ней не видаться и не встречаться!
‑ Да, Гараня, красоту всяк по-своему понимает. Тебе страшна, а для Култука или, скажем, Баргузина ‑ не сыскать краше. Так-то.
Долго ли, коротко ли бушевала разъяренная Сарма, а все же, наконец, стихла. И когда над Куркутской губой снова заликовало солнышко, вышли рыбаки из своего укрытия и видят: на прибрежном песке, около их стана, лежит прибитая волнами какая-то бочка, а на бочке той баклан черный, как обугленная головешка, сидит. Но сидел он недолго, поднялся и улетел, а на его место села чайка, белая-белая, и начала клювом копаться в своем крыле. Рыбаки, конечно, диву дались. И у всех сразу одна дума в голову ударила: уж не та ли это чудесная омулевая бочка всплыла, которую Баргузин и Култук потеряли в давнишнем споре? Но вымолвить этого не смеют ‑ глядят на дедка Савелия и ждут, что он скажет. Не хватило терпения лишь у одного Гараньки.
‑ Дедко, она, поди, а?
А тот и сам оторопел, молчит да посматривает на берег исподлобья. Наконец одумался и команду дал:
‑ Идите за мной!
И повел рыбаков на отмель. Чайка, завидя людей, взмахнула крыльями, закричала что-то по-своему да и взмыла в воздух, И тут откуда ни возьмись, другие чайки, а с ними и бакланы поналетели, и такая их тьма объявилась, что неба не видно стало. И начали они всем скопом в море нырять, и рыбу доставать, да пожирать.
‑ Добрая примета! ‑ молвил дедко.
А когда подошел и глянул на бочку ‑ не стал сомневаться и тут: по всем признакам бочка та ‑ и сделана на диво добротно, и выглядит краше всяких других, и дух от нее исходит такой остропряный!
‑ Ну, Гаранька, правый ты был, вот кто так долго бочку хранил, теперь-то нам будет удача,‑ сказал парню дедко Савелий и поглядел на море. А там тоже перемена. То были разные полосы воды: светлые ‑ теплые и темные ‑ холодные, рыбой нетерпимые, и вот на тебе: никаких полос и слоев, одна ровная, одинаковая поверхность. И это дедко Савелий за хорошую примету принял. Повернулся он к рыбакам и сказал весело:
‑ Богатый ноне улов будет! Тут не надо и воду щупать и корм рыбий искать. И рыбаки принялись за дело: погрузили в мореходку снасть и выехали в море на замет.
Вот плывут они не спеша и невод помаленьку в воду выбрасывают. А когда выбросили, дедко Савелий крикнул на берег:
‑ Ходи!
Сам одной рукой кормовое весло к бедру прижимает, правит, а другой бороду поглаживает и улыбается. Удачу чует. Глядя на вожака, и остальные рыбаки готовы чуть ли не песни петь, да удерживаются: не хотят прежде времени радость свою показывать.
Не дремали и оставшиеся на берегу ‑ начали они вертеть вороты и наматывать на них концы невода, чтобы вытащить его на берег. И тут заметили рыбаки с баркаса, что на плесе какая-то заминка вышла: остановились люди.
‑ Что там? Заело?‑ подал голос с кормы дедко Савелий.
‑ Да нет,‑ закричали с берега. ‑ Тянуть больше не можем, не под силу!
‑ Экая напасть приключилась, ‑ удивился вожак, башлык по-местному, и давай торопить гребцов, чтоб поднажали. ‑ Надо помочь ребятам.
И вот уже вся артель за вороты встала.
‑ А ну, ходи! ‑ скомандовал дедко Савелий.
Приналегли ребята, поднатужились. Что такое? Вороты ни с места. И от помощи никакого толку не вышло. Рыбаки еще больше удивились и забеспокоились,
‑ Хилое дело... ‑ вздохнул башлык и даже затылок почесал от досады. Не рад стал, что столько рыбы зачерпнул своим счастливым неводом.
‑ Не достать ведь, ребята, по всему видать. Что делать будем?
А что оставалось рыбакам? Один и был исход: распороть мотню и выпустить рыбу на волю. Сколько ни судили, сколько ни рядили, только время дорогое потратили, сошлись все же на том, чтобы хоть невод пустой вытащить.
Так и сделали. Выехали в море на подъездке, распороли мотню у невода и выволокли его на берег. К вечеру высушили невод и починили. И тут дедко Савелий по упрямству своему решил еще раз испытать счастье ‑ что выйдет.
Рыбаки возражать не стали.
Но и второй замет таким же колесом пошел.
Пришлось снова распороть мотню. С тем и заночевали.
Наутро дедко Савелий уже не решился выходить в море, предусмотрителен стал.
Но и делать что-то надо было. С пустыми руками возвращаться ‑ кому охота?
Собрали совет. Дедко Савелий предложил:
‑ Надо, ребята, волшебную бочку в море пустить. Тогда опять все пойдет своим чередом. Согласны, что ль?
Эх и прорвало тут Гараньку! Вскочил он, закричал:
‑ Да разве можно бросать такую бочку, дедко? Нам счастье в руки дается, а мы отказываемся от него! Ведь столько рыбы никому не доводилось видывать! Да с такой бочкой весь свет завалить рыбой можно! Неужели мы такие дураки будем, что выбросим ее?
Дедко Савелий выслушал Гараньку спокойно, а потом так же спокойно сказал:
‑ Чудак ты, Гаранька! Какое же это счастье, если рыбы много, а взять ее нельзя? Пусть лучше меньше будет, да все в руки нам попадет. Не жадничай, паря, как жадничала Сарма. Ей-то самой надоело, так нам задачку задала озорница...
И порешили рыбаки чудесную бочку эту в Большое море пустить.
Полюбовались еще раз бочкой и столкнули ее в воду.
‑ Пусть по всему Байкалу плавает, а не в одном месте,‑ махнул рукой дедко Савелий.‑ Глядишь, лишняя рыба уйдет в Большое море, и тогда везде будет богато ее. А достать рыбу мы всегда достанем, только бы руки да сноровка при нас остались.
А Гаранька совсем в уныние впал, когда увидел, что волны подхватили волшебную омулевую бочку и понесли ее вдаль.
И вдруг из лазоревого море стало темным, потемнело и небо, заволоклось тучами, и все вокруг загудело, заходило ходуном. И волны поднялись такие огромные, что закрыли бочку.
Дедко Савелий нахмурился.
‑ Баргузин подул, быть нам и сейчас не при деле. Пусть побалует... Услыхал Гаранька про Баргузин ‑ куда и обида делась! Кинулся к дедку Савелию:
‑ Неужели и этого богатыря увидеть доведется?
‑ А ты на море погляди...
Гаранька глянул и ахнул: за дальними волнами, там, где море сходилось с небом, поднялась страшная голова с огромными мутными глазами и всклокоченными белопенными волосами, с которых змейками-струями стекала вода. А потом над водой вытянулись крепкие жилистые руки и по всему морю разнеслось:
‑ Э-ге-гей!!!
От богатырского зычного крика море заволновалось еще пуще, и Га-раньке стало не по себе.
‑ Ох, и чудище! Хоть и не Сарма, а боязно...
Но на море глядит, за Баргузином следит. А тот снова:
‑ Э-ге-гей!!!
И тут заметил Гаранька, что в руках Баргузина появилась волшебная омулевая бочка. И не успел парнишка глазом моргнуть, как бочка эта была отброшена богатырем далеко-далеко. И в ту же минуту море успокоилось, тучи рассеялись, и над водами снова занялось солнце, а Баргузина и след простыл.
Дедко Савелий заулыбался:
‑ Ну, вот и нашлась волшебная игрушка. Непременно сейчас Култук откликнется...
‑ И его мы можем увидеть?‑ разинул рот Гаранька.
‑ Сдается, что так.
И только успел сказать эти слова старый башлык, как море из лазоревого снова стало темным, потемнело и небо, заволоклось тучами, и все вокруг загудело, заходило ходуном. И волны по всему морю поднялись такие огромные, что за ними ничего сперва и не видно было, а только через минуту появилась зеленокудрая голова другого страшилища и на всю морскую ширь громовым раскатом пронеслось:
‑ Э-ге-гей!!!
Хоть и ожидал появления Култука Гаранька, а все же снова страшновато стало. А когда увидел в руках Култука волшебную омулевую бочку и как тот через минуту кинул ее назад, подумал: «Что-то будет теперь!»
А ничего и не было. Култук исчез, просветлело, успокоилось море, и все вокруг озарилось солнечными лучами.
‑ Вот и славно, ребята,‑ сказал дедко Савелий. ‑ Видать, Баргузин и Култук забыли ссору. Теперь снова волшебная бочка будет при деле. А у Сармы богатств в Малом море и без бочки хватит...
А на морской поверхности между тем снова разные полосы появились: и светло-голубые ‑ теплые, и иссиня-черные ‑ холодные. Но эта перемена не обескуражила дедка Савелия.
‑ Ловить рыбу будем так, как ране ловили,‑ сказал он. ‑ Потрудимся с честью ‑ добудем рыбы, а нет, так брюхо подтянем. В полдень замечем невод.
И вот в полдень повел дедко Савелий свою артель в море. Выметали невод, поплыли назад. На берегу уже концы тянуть начали. Ходко пошло дело!
А что рыбы вытащила на этот раз артель дедка Савелия, так не скажешь словами: видеть надо!
Повеселели рыбаки, ожили. Легко стало на сердце и у дедка Савелия. Повернулся он к Гараньке, усмехнулся и говорит:
‑ Ну, будешь еще попрекать меня волшебной бочкой?
‑ Нет, дедко, не буду,‑ весело сказал Гаранька. ‑ Твое умение волшебнее...