Меня, как профессионального археолога, очень интересуют древние волнобойные террасы Байкала. Поэтому в программу поисков исторических артефактов я включил раздел по их изучению. Я имел ввиду ту террасу, которую много лет тому назад проследил с борта вертолета во время археологической разведки мелководий восточного низменного побережья озера. Терраса эта, начинаясь от устья Баргузина и ведшая далее к дельте Селенги, ясно просматривалась в виде зеленоватой отмели, то прижимаясь к берегу, то отходя от него в руслах впадающих рек. Кое-какие участки этой отмели я застал еще в «сухом» состоянии в 1962-1964 годах до искусственного поднятия извечного уровня Байкала подпором Иркутской ГЭС. Именно там я находил древние предметы, вымываемые волнами из разрушаемого побережья. А теперь поселения первых охотников и рыболовов края «ушли» на дно озера, а то, что еще встречается во вновь образованных обрывах, лишь жалкие остатки от погибших стойбищ поморов.
Докладная записка ушла в Москву на рассмотрение руководству экспедиции «"Миры" на Байкале» и, к моей радости, была принята. Однако член-корреспондент РАН Арнольд Кириллович Тулохонов развеял мой оптимизм: аппараты «Мир» на мелководьях не работают, это поле деятельности для аквалангистов и водолазов. Тогда у меня появилась мысль о возможном наличии более низких террас, чем та, что была просмотрена с борта вертолета. Ведь и батиметрические карты глубин Байкала составлены так, что они дают представление о целой сети «спускающихся» по подводному склону древних волнобойных террас, хотя на самом деле это лишь последовательная фиксация глубин в метрах.
Первым отбыл из Улан-Удэ в экспедицию А.К. Тулохонов. И вот средства массовой информации стали публиковать сообщения о сделанном им открытии, которые отнесены к числу самых сенсационных лета 2008 года. Ему удалось найти и поднять со дна камни-валуны. На вопрос корреспондента ученый ответил так:
‑ Это совершенно новое и невероятное открытие! Это наглядное и неоспоримое свидетельство того, что когда-то в ледниковый и межледниковый периоды там, где лежат эти камни, была суша! Ведь валуны и галька есть только там, где есть или были волны или текли горные речки. А значит, обнаруженные нами на глубине 500 метров галечные гряды указывают на древний уровень береговой линии! Тем не менее пока мы не будем делать скоропалительных выводов. Нужно провести более детальное исследование.
Через некоторое время Арнольд Тулохонов взял меня с собой на «Миры». К тому моменту он совершил уже четыре глубоководных погружения, а при мне еще два. И при каждом всплытии субмарины в их забортных корзинках лежали хорошо окатанные валуны. Пока Арнольд Кириллович вылезал из люка аппарата, я успевал потрогать руками эти камни, еще мокрые и холодные. Да, это действительно камни, «обработанные» волнобойной деятельностью, какими усыпано все побережье. Однако, как археолог, я сразу заметил некую особенность «глубинной» гальки ‑ их более тяжелый вес и некая «угнетенность» по сравнению с наземной галькой. А еще они отличались цветом, словно испытали внешнее воздействие как бы огнем или нефтью. На береговых пляжах галька «веселая», ее приятно брать в руки, а иные туристы собирают ее на сувениры. Но окатыши из морской глубины как бы «настораживали» своей отчужденностью, от них веяло неким холодом подземных недр. С «избыточным» весом понятно: аномальное давление воды на больших глубинах сжимает все, что оказывается на дне. Гидронавты мне говорили о бревнах, которые превращаются в толстые палки; я видел, как пластмассовые стаканчики на глубине становятся подобием маленьких рюмок. Но неужели атмосферное давление сжимает и камни, где их параметры «уходят» в плотность, и,соответственно, вес?
Поначалу я сомневался в наличии древних глубоководных волнобойных террас, полагая, что заполнение впадины Байкала могло иметь разовый характер, когда в образовавшуюся расщелину хлынул мощный поток воды из «доисторического» Сарматского моря, когда-то покрывавшего всю Центральную Азию, а пустыня Гоби, Такла-Макан, Алашань и другие являются его дном. Здесь местами еще доживают свой геологический век большие озера Хуху-Нур, Лобнор, серия их в котловине Больших озер, что на западе Монголии, с самым крупным из них ‑ Убсу-Нуром, посещенным мною в 1963 году в составе палеонтологической экспедиции Института земной коры СО АН СССР. Тогда-то, к слову сказать, мы нашли в древних глинах «усохшего» моря не только скелеты динозавров, ныне установленных в экспозиции естественно-исторического музея Улан-Батора, но и окаменелые моллюски, которые в живом состоянии обитают сегодня в Байкале. А на Хуху-Нуре, не поверите, геолог В.А. Обручев описал рассказы монголов об обитании в озере самых настоящих нерп! Так вот из какого водного бассейна мог появиться тюлень и в Байкале!
Сомневаясь, я спросил Тулохонова:
‑ А не может так получиться, что льдина где-то «подцепила» береговую гальку, носилась с нею по Байкалу, а когда растаяла, камень упал на дно?
‑ Нет, не может,‑ решительно ответил Арнольд Кириллович,‑ так как это не единичные камни, которые я поднимаю со дна: там они тянутся плотными рядами-скоплениями на всем расстоянии, которое проходят «Миры».
Позже, просматривая видеозаписи работы «Миров» под водой, я увидел то, о чем говорил Тулохонов. Иногда сквозь донный ил действительно проступали гряды окатанных валунов, а порою в отвесных обрывах каньонов галька эта чередовалась с прослойками песка и глины. А в одном месте ситуация была такой, словно здесь только что «поработала» прибойная волна, вымыв из «береговой суши» галечный пляж. Судя по видеокадрам, он тянулся на весьма значительное расстояние, и, вероятно, это была та самая древняя глубинная терраса, которую «Мир» с А.К. Тулохоновым на борту прошел несколько километров вдоль, не найдя ни начала, ни конца.
Затем директор Байкальского института природопользования СО РАН отбыл в Улан-Удэ заниматься своими служебными делами, поручив мне, если посчастливится, совершить погружение и обратить внимание на лежащие на дне окатанные валуны. Я выполнил его поручение, но уже на противоположном, западном подводном склоне Байкала. У Шаманского мыса, что между Култуком и Слюдянкой, мелкая хорошо окатанная галька из белого мрамора (из которого сложен близлежащий береговой скальный мыс) встречена на расстоянии 300‑500 метров от современного пляжа и на глубинах 250‑ 300 метров, обнажившись под толстым слоем песчано-глинистых осадков целым полем береговой гальки. Где она начинается и на какой глубине кончается, пока не выяснено, но факт наличия древней волнобойной линии теперь зафиксирован и в южной оконечности Байкала. В мою бытность здесь, полвека назад, современная береговая линия пролегала значительно ближе к открытому пространству озера, метров на 150‑200, так что по песчано-гравийной косе пролегал старинный тракт в Забайкалье, по которому я не раз проезжал. Теперь он, естественно, размыт, и Байкал «поглотил» сушу вплоть до насыпи Транссиба, защищенной двумя рядами бетонных стен. Вторую древнюю волнобойную линию я повстречал на небольшом пятачке террасы почти вертикальной скальной стенки бухты Березовой на 99 км КБЖД- Опустившись на глубину 666 метров и начав подъем, на отметке 400 м «Мир-2» обнаружил окатанную гальку, выступающую из песчаных осадков. Следующая за террасой стенка гранита у основания носила заметные следы разрушения бьющейся под ударами волн гальки. Мы проследовали над террасой пару сотен метров и убедились, что действительно имеем дело с галечной грядой, а не со случайно упавшими откуда-то сверху камнями. Проверяя себя, мы поднялись на субмарине до поверхности воды, строго следуя по склону вертикальной скалы, но в наземном состоянии не обнаружили на берегу даже малейших признаков галечного пляжа, откуда камни могли упасть на террасу подводной стенки. Правда, в одном из каньонов нам повстречалась вышележащая галечная осыпь, засыпанная толстым слоем песка, но она явно происходила из какой-то более «молодой» верхней волнобойной террасы, но исследовать сложный по морфологии весь подводный склон западной стенки Байкала у нас не хватило времени, хотя мы пробыли под водой восемь часов.
Безусловно, А.К. Тулохонов является отныне первооткрывателем древних волнобойных террас на сверхдальних глубинах Байкала, и я нисколько не претендую на свое соучастие в этом поистине выдающемся научном открытии. Поэтому я добросовестно зафиксировал две новые точки, изобразил ситуации на схемах, попросил пилотов субмарин сфотографировать участки древних террас и «подарил» в виде отчета Арнольду Кирилловичу для его дальнейшего научного осмысления. Уверен, что в плане будущих работ необходимо подтвердить открытие новыми глубоководными погружениями в ряде других точек Байкала, вплоть до его северной оконечности. Но сомнений в наличии подобных террас вдоль всей подводной береговой линии озера быть не может, ибо следы их теперь зафиксированы и на вертикальной западной стенке, где, по определению, окатыши физически не могли задержаться.
Я интересуюсь древними волнобойными линиями совсем по другому поводу. Мечта каждого археолога или палеонтолога ‑ найти так называемую «дневную поверхность», или тот обнаженный кусочек земли соответствующей эпохи, на котором встречаются древние артефакты, либо кости ископаемых животных, или окаменелые стволы былой растительности. Часто эту «дневную поверхность» обнажают на суше ветра, сдувая песок, или вода, разрушая верхнележащий грунт. Но обычно это делается путем раскопок лопатой исследователя. А какова ситуация на сверхдальних морских глубинах? Какие артефакты можно там найти? Даже при отсутствии предметов сама древняя береговая полоса может быть отнесена к числу «дневной поверхности». Ведь это и есть «первобытная» суша, по которой ступала если не нога человека, то доисторического динозавра в эпоху зарождения Байкала ‑ точно. Конечно, было бы прекрасно найти среди галечника гигантские кости самих ящеров, со временем превратившиеся в камень, но пока нужно довольствоваться тем, что есть. Обнаружение впервые древних волнобойных террас - уже есть огромный прорыв вперед в реконструкции истории формирования облика Байкала на конкретных фактах.
Вот почему я с интересом слежу за всеми выступлениями Арнольда Тулохонова по проблеме древних уровней нашего водоема. Газете «Информполис» в августе 2008 года он так прокомментировал свое открытие:
‑ Миллионы лет тому назад уровень Байкала был ниже, чем сейчас, примерно на 500 метров. Доказательство тому камни, окатанные волнами. Их нашли на глубинах в 450‑500 метров. Окатыши образовались в результате древней речной волны, волно-прибойной деятельности, которая была в ледниковый период. Тогда Байкал явно был ниже, чем его современный уровень. Затем, говоря примитивно, когда лед растаял, уровень воды поднялся до современного. Сейчас такие камни встречаются только на берегу, либо на десятки метров выше современного уровня. О так называемых террасах, находящихся много выше нынешнего берега, ученые знали давно. По их мнению, камни на такой высоте доказывают, что в какой-то период Байкал, считающийся зародышем океана, мог быть даже на треть выше современного уровня. То есть уровень озера сильно меняется в течение миллионов лет его существования.
О чем же говорят древние волнобойные террасы?
Древняя геологическая история Байкала ‑ это история непрекращающегося процесса формирования впадины озера, борьбы растений и животных за свое существование, история постепенного перехода субтропической флоры и фауны к более холодостойким формам. Мы не будем сейчас говорить о слишком далеких временах, когда в экзотических лесах и на мелководьях Сарматского моря в центре Азии бродили гигантские ящеры, кости которых нередко встречаются не только в Гоби, но и в Забайкалье, а начнем с миоценового периода, когда началась активизация тектонических процессов, в конечном итоге приведшая к образованию трех озерных впадин на месте будущего Байкала. В это время происходит массовое излияние на поверхность рельефа в горах и в нынешней Тункинской впадине жидких базальтовых лав. О том, насколько мощны были эти потоки, свидетельствуют лавовые поля мощностью до 200 и более метров, сохранившиеся на Хамар-Дабанском и Прикосогольском (Прихубсугульском) плато, да и в самой Тункинской долине. В местах, не сожженных раскаленной лавой, обильно произрастали хвойно-широколиственные леса с каштаном, грабом, дубом, буком, тюльпанным деревом, ликвидамбром (стираксовое дерево) и папоротниками. По речным долинам можно было встретить заросли ольхи, ильма, клена, магнолии, произрастающих ныне в субтропиках и теплых регионах страны. Вместе с тем горные склоны преимущественно были покрыты хвойными лесами с экзотическими соснами, елями и тсугом, что очень походило на современные леса Северной Америки.
В миоценовое время начали откладываться в медленно прогибающиеся впадины весьма разнообразные осадки: озерные, речные, болотные. Угленосность этих отложений неравномерна. В толще осадков встречаются линзы и пласты диатомитов и пресноводных мергелей, а в Тункинской долине их к тому же перекрывают многочисленные покровы базальтов. О едином Байкале, естественно, еще не могло быть и речи, однако помимо трех крупных водоемов существовала целая серия мелких, теплых, глубиною до 100 метров,
типа Еравнинской или Гусиноозерской систем. Об этом свидетельствует находка биологом СМ. Поповой раковин ископаемых моллюсков в береговых отложениях реки Половинной у подножья Хамар-Дабана. Остатком древнего ландшафта является Приольхонье, которое с полным правом можно назвать замечательным природным музеем истории, точнее, предыстории Байкала. Этот уголок донес до нас ландшафт, когда в палеогене происходило региональное выравнивание рельефа и формирование кор выветривания, отчего облик суши Байкала был еще холмисто-грядовым, с широкими понижениями, почти таким, каким он и сохранился в Приольхонье.
В последующие за миоценом эпохи тектонические процессы в районе зарождающегося озера-моря еще более усиливаются. Помимо того происходят первые признаки начавшегося похолодания. Из серии крупных и мелких озер образуется единый водоем ‑ прообраз Байкала. Этому немало способствовала новая вспышка тектонической деятельности. С еще большим похолоданием пришло оледенение. Канули в прошлое темнохвойные боры (реликты их сохранились на Ольхоне и на Хамар-Дабане), уступив место современным сосновым лесам. С похолоданием среди лесного сообщества впервые появляются остепненные участки.
Около 12 тысяч лет тому назад, к концу так называемого сартанского времени, привычный сейчас облик Байкала почти полностью сформировался: на его берегах, только что освобожденных от тяжелых ледников, безраздельно господствовал сосново-лиственничный лес и степные сообщества, более широко, правда, произрастал кедровый стланик, ольховник и карликовая береза. Древний человек, пришедший на берега сибирского водоема, жил практически в том же «хвойном» царстве природы, которое досталось нам по наследству. Однако наши предки видели по берегам Байкала еще более обширные луга и мелководные заливы, которые в последующие тысячелетия погрузились на дно сибирского водоема. Катастрофические опускания больших и малых участков суши, населенных зверем и людьми, легли в основу дошедших до нас мифов-воспоминаний о сотворении озера-моря. Но рассказ об этих красивых поэтических преданиях достоин отдельного повествования.
Во время каждого погружения «Миров» гидронавты в обязательном порядке брали пробы донных отложений специальными бурами. Извлекаемую глину внимательно рассматривали под микроскопом, ища в ней органические остатки. Глина эта еще была мерзлая, плотно спрессованная, и поэтому «отшелушивалась» послойно, напоминая годичные кольца на спиле дерева. Лимнологи мне объяснили, зачем они настаивают на обязательном взятии проб в разных частях озерного дна. Оказывается, наилучшая запись изменений природной среды как раз находится в осадочных толщах. В глубоководных котловинах Байкала накопление осадков составляет от нескольких миллиметров до первых сантиметров за 1000 лет. Тип осадков, их состав определяется климатом (температурой) Земли, содержанием в атмосфере и воде углекислого газа и прочих факторов. Поэтому глубинные котловины, защищенные от внешних катастрофических воздействий,‑ очень важный объект для оценки глобальных изменений природной среды и климата. Таких объектов на континенте мало, в северном же полушарии Байкал ‑ единственный. В осадках, слагающих дно Байкальской котловины, должна быть записана информация об эпохах потепления и оледенения, охватывавших нашу планету, количество газов, находившихся в атмосфере Земли в различные эпохи.
Изучают донные осадки на Байкале давно, но целенаправленно ‑ с 1990 года по Международному проекту «Глобальные изменения Центральной Азии на основе исследования осадков озера Байкал». Для этой цели и была создана уникальная буровая установка с той самой баржой «Метрополь», на которой «ночевали» наши «Миры». Одной из причин работ «Пайсисов» как раз и являлось подводное обслуживание буровой установки.
В качестве места для бурения выбрали небольшое донное поднятие у поселка Бугульдейка. 5 марта 1993 года со льда были получены первые метры керна, 6 числа ‑ уже 35, 7-го ‑ 55 метров. В ту зиму удалось пробурить две скважины глубиной 102 и 94 метра. Изучение взятых кернов позволило выявить такую закономерность, как влияние холодных и теплых времен года на биологическую продуктивность водных организмов, определить скорости осадконакопления и решить много других специфических научных проблем.
Но вернемся к вопросу о террасированности берегов Байкала. Под конец экспедиции А. К. Тулохонов нашел древнюю волнобойную линию и на отметке 800 метров. Если соединить батиметрические промеры глубин, то мы получим изолированные озера в южной и средней частях Байкала. Нет ни северной его половины от Святого Носа и Ушканьих островов далее, нет ни Малого Моря, ни Чивыркуйского и Баргузинского заливов. Вместо них плескались два не слишком глубоких водоема. Безусловно, вышележащие волнобойные террасы дают представление о нескольких временных периодах прекращения заполнения Байкальской впадины водой. Что являлось причиною для мощного возобновления притока воды, пока неясно. До недавнего времени я скептически относился к возможности дополнительной подпитки за счет массового таяния ледников. Но на Хамар-Дабане отмечено до четырех периодов Великого оледенения, от которого сохранилось знаменитое у туристов высокогорное озеро Сердце с ледяной и очень чистой водой. Есть впечатляющие следы и на Баргузинском хребте. Из здешних ледников Томпудский был наиболее крупным. Высота конечных морен на берегах Байкала составляет 30 и более метров, и занимают они огромную площадь шириной в 8 и длиной около 80 километров. Мощность ледников была очень большой: некоторые достигали высоты до 100 метров. Ледниковые морены с геологической точки зрения очень молодые, поскольку сохранились в неприкосновенности и не затронуты эрозией. Пробы торфа, взятые из этих морен и ледниковых отложений, показали возраст 11200‑10170 лет, что соответствует последнему, так называемому зырянскому времени ледниковой эпохи в Сибири. В это время здесь уже давно жили люди, и если только таяние ледников заполнило каменную чашу Байкала, то следы их первых поселений, разумеется, могут быть найдены и в районе самых глубоководных террас в 400, 500 и 800 метров, так же, как и кости ископаемых животных. Это подтверждается и таким интересным обстоятельством, что конечные морены Баргузинского хребта высотой 40‑60 м обнаружены и в озере на глубинах 50, 100 и даже 400 метров, причем хорошо сохранились ледниковые формы подводного рельефа и осадочные образования. А в районе бухт Фролиха, Аяя и Томпа на подводном склоне Байкала встречены отложения ленточных глин без признаков разрушения их волнобойной деятельностью. Каким бы мощным ни было ледниковое поле, оно все равно должно «повиснуть» в плотной воде над глубиной 400 метров, и при этом неизбежно обламываться под собственной тяжестью. -Значит, речь все же идет о более низком уровне Байкала доледниковой эпохи и о вероятном наличии артефактов там, где А.К- Тулохоновым и мною была обнаружена хорошо окатанная береговая галька. Таяние ледников, по данным Б.Ф. Лута, дало Байкалу не менее 2000 кубических километров воды, то есть треть имеющегося сейчас запаса. Следовательно, после массового таяния ледников озеро имело даже более высокий уровень по сравнению с настоящим, и вода заливала все долины современных рек, не говоря о низменных береговых участках. Серия наземных береговых террас обнаружена выше извечного уровня Байкала на отметках 80, 100, 120 и даже 240 метров. И.Д. Черский говорил о 368 метрах.
В настоящее время его точку зрения разделяют многие геологи. В таком случае ныне суходольные Тункинская, Баргузинская, Верхнеангарская впадины, долина Селенги и ее притоков были морскими заливами. Правда, говорится о событиях «примерно десятков миллионов лет» тому назад, но это не так. Для меня летом 2008 года стало открытием посещение раскопок палеолитического поселения в долине реки Оны ‑ притока р. Уды в Хоринском районе. Древнейший человек притулился у подножья скалистого утеса, в горах, далеко от современной воды. Что заставило его обживать столь малопригодное с точки зрения современного понимания место? Я сразу понял причину, обозрев окружающий ландшафт. От этих скал к пойме реки опускались крутые округленные увалы, покрытые песками и галькой, так что древнее стойбище находилось как раз на берегу бывшего водоема ‑ залива Байкала. Такова же геологическая картина, между прочим, и многих других палеолитических местонахождений Забайкалья. Теперь понятно, почему найденные на поверхности берегов Селенги каменные орудия труда эпохи среднего палеолита имеют признаки окатанности, а поселение Каменка близ Новой Бряни с возрастом 35-40 тыс. лет перекрыто мощной толщей аллювиальных (водных) отложений. Понятны теперь и частые находки в строительных котлованах среди слоя гальки чуть ли не целых скелетов мамонтов, мною исследованных в Северобайкальске, Усть-Баргузине и в Слюдянке. От современной береговой линии эта галька с палеонтологическим материалом лежит на вышестоящей отметке до 50‑ 100 метров от уровня Байкала.
Но если древний Байкал был столь полноводным почти на 400 метров выше (тогда его глубочайшая точка составляла 2 километра!), то куда делась «избыточная» масса? Кажется, и на этот вопрос имеется ответ. Когда каменная чаша Байкала «переполнилась», она нашла себе дороги изливания через два менее высоких перевала в окружающих горах, породив стоки в виде нынешних рек Лена и Ангара. Но исток Лены в конечном итоге был перекрыт поднятием Прибайкальского хребта, а Ангара «работает» до сих пор, где регулятором стока является каменная гранитная «перемычка» с Шаман-камнем, которую река не может размыть.
Вот почему я с большим желанием подключился по просьбе А.К. Тулохонова к поиску древних волнобойных террас в глубинах Байкала, признавая за ним приоритет весьма важного научного открытия лета 2008 года, полученного при помощи аппаратов «Мир». За собою же я оставляю утверждение о том, что «байкальские» мифы являются не фантазией предков, не обожествлением вымышленных событий и явлений, а генетической памятью местных поморов с глубин каменного века о случавшихся на их глазах колоссальных геологических процессах катастрофического характера. Этот важный вывод открывает перед учеными гуманитарных и других наук большие перспективы для нового цикла исследований по антропогеоценозу, то есть способу выживания человека в условиях специфического для Байкала природного окружения в период активного формирования географического облика его побережий.
Например, низкий уровень озера делал возможным освоение человеком обширных прибрежных лугов, на которых паслись стада мамонтов, носорогов и других животных «арктической» фауны. Сами охотники жили стойбищами в устьях впадающих рек, что подтверждается находками артефактов и нередко целых скелетов ископаемых животных. Такой образ жизни довольно отчетливо зафиксирован в древнейших мифах бурят, эвенков, якутов.
На пониженном «доледниковом» уровне Байкала напротив дельты Селенги располагалась цепь наносных островов, ныне представленная большой подводной горой, и где глубины посреди озера не превышают сегодня 40 метров. Древние герои перескакивали через впадину Байкала («море-реку» монгольских летописей) на лошадях по тем самым островам. В том же ряду и мифы о «сухопутном» перешейке между островом Ольхон и Святым Носом, ныне названном Академическим хребтом. «Миры» в 2009 году установили, что перешеек этот на дне озера сформировался когда-то в наземных условиях. В том же ряду и миф о бегстве к возлюбленному Енисею единственной дочери Байкала Ангары, вслед которой он бросил Шаман-камень. Я уже говорил, что нашедшая сток в межгорном понижении избыточная от таяния ледников вода Байкала вырвалась наружу и промыла себе русло. Подмытые склоны хребта рухнули, образовав так называемый «Ангарский перекат» ‑ гигантский завал камней в Лиственичном заливе, о который в начале летнего сезона 2009 года мы повредили ходовые винты «Миров» и едва не погубили наши глубоководные аппараты. Геологи датируют это впечатляющее событие 10‑ 12 тысячами лет тому назад, то есть оно происходило буквально на глазах человека. В том же ряду, наконец, и мифы о горящих огнях в долине будущего Байкала, которые удалось потушить лишь растаявшим ледником. Один из таких потоков якобы хлынул с гор Хамар-Дабана. Но ведь там геологи действительно нашли следы едва ли не самого мощного ледникового потока, оставившего боковые и конечные морены высотою в десятки метров. Пока неясно, каким образом древние люди установили самую глубокую точку впадины Байкала близ ольхонского мыса Ижимей, найденную Г.Ю. Верещагиным с помощью эхолота лишь в 1920 году. В этой точке мифы размещают вход в подземно-подводное царство мертвых Эрлик-хана, откуда нет возврата. Если мысленно «осушить» Байкал, то здесь мы увидим гигантскую вертикальную скалу высотою до трех километров, на вершине которой до сих пор сохранились остатки одного из самых значимых в шаманской практике культовых мест в честь «бога Байкала».
Об огнях на дне Байкала и об извергающихся вулканах, нашедших яркое отражение в древних мифах, мы поговорим в следующей главе.